Когда гудок тревожно прозвучал,
Родной вокзал во тьме ночной сокрылся,
И я холодной бледностью покрылся,
Слова застряли в горле – я молчал.
Но думал – вот печальная картина:
Колхозных будней жаркая страда
Убьет во мне веселье и тогда
Нас засосет ужасная трясина.
Когда по Россоши в столь предрассветный час
Шагал и клял тяжелую поклажу,
Не думал я, что все тотчас улажу,
Не верил, что уж ждет автобус нас.
Когда ж, ныряя с горки на пригорок,
И проезжая мимо хат и кур,
Автобус в поле не туда свернул,
И голос сзади, как с небес, раздался
И объяснил водителю, что тот
За руль и вовсе мог бы не садиться,
То мне хотелось петь и веселиться
В предчувствии, что в Жилино нас ждет.
И вот я вижу Жилино – с утра
Оно при всем весьма приглядно было:
Стояла церковь в дымке сизой пыли,
Напротив клуб с жильем и для меня.
Чуть дальше пруд под солнцем разливался,
За ним столовая, медпункт и детский сад,
Начальству дом на современный лад,
Который «Домом Быта» назывался.
Ах, Жилино, любил бы я тебя,
Когда б не пыль, не бригадир, да мухи,
Которые к моим моленьям глухи,
В моей тарелке плавать норовят. |
|
От тихих же ложбин твоих мы млели,
И яблоки в садах твоих созрели,
По тонне в день мы их, наверно, ели,
И изредка от этого болели.
О, дорогая силосная яма,
Тебе поэмы буду я слагать,
Нигде так ни удобно отдыхать,
Ты для меня была родная мама.
Еще и ветки обрубал народ,
Под корень рушил ивы древесину,
Ветеринар сказал нам, что скотина,
Когда не будет корма, все сожрет.
Не в тягость нам такая тренировка,
Приятно руки топором размять,
И после у костра полдня лежать,
А прутья обрубать – одна уловка.
Но раз, иль два хороший человек,
Колхозный бригадир на мотоцикле,
К которому мы так потом привыкли,
На кормовую свеклу нас обрек.
И каждый день под этим небом вольным,
На предыдущий не был бы похож,
И первый встречный был бы мне хорош,
Ни библьотечный если б скрежет злобный,
О, Жора, подержи мой макинтош!
И хоть еда была не первый сорт,
И мясом нас вообще-то не кормили,
Мы все равно довольны жизнью были,
И все сошлись, что Жилино – курорт! |